6 марта в гимназии №30 города Ульяновска состоялся краеведческий час «Симбирская рапсодия» с участием поэта, журналиста, краеведа, члена Союза писателей России Николая Марянина. Автор предложил учащимся 9 класса совершить небольшую музыкально-поэтическую прогулку по родному городу. Он рассказал об истории создания гимнов Ульяновска и Ульяновской области, прочитал свои стихи о Симбирске, Венце, Волге, обломовском диване, памятнике Суворову, свияжском водопаде и спуске Степана Разина.
Ребята прослушали аудиозаписи гимна Ульяновской области в исполнении музыкального ансамбля «Созвездие», а также гимна Ульяновска и песен «Киндяковка» и «Из Заволжья в Засвияжье» в исполнении автора музыки, певца с уникальным голосом Сергея Лямина. Было высказано предложение проводить такие встречи в гимназии чаще.
Гимн Ульяновска. Слова Н.Марянина, муз. С.Лямина. Поёт Сергей Лямин.
Гимн Ульяновской области. Слова Н.Марянина, муз. А.Гурьянова. Ансамбль «Созвездие».
Киндяковка. Поёт Сергей Лямин, запись 2016г.
Из Заволжья в Засвияжье. Слова Н.Марянина, муз.С.Лямина. Поёт Сергей Лямин.
НА ВЕНЦЕ
Съедаемый опять тоскою жгучей,
я здесь плутаю с раннего утра:
танцуют семь ветров над волжской кручей,
и подо мной — Симбирская гора.
Как мало надо, чтобы быть счастливым!
Заря уже раскрыла алый зонт…
Стою над потрясающим обрывом,
с восторгом озирая горизонт.
Речная ширь на весь небесный ярус
раскинула владения свои,
и вновь белеет лермонтовский парус
на стрежень выплывающей ладьи…
В рассветный час люблю смотреть подолгу
туда, где с небом сходится вода:
кто с высоты Венца не видел Волгу —
тот не поймёт Россию никогда!
ЦАРЬ ГОРЫ
Как будто сошлись неземные миры
на яркой старинной иконе,
где царь на вершине Симбирской горы
как бог восседает на троне.
С рассвета купаясь в речной синеве,
он даль озирает в восторге;
сияет Венец на его голове,
и лик отражается в Волге.
На прошлое гордо глядит с высоты,
где музы истории скверик,
и тянет железные руки -мосты
на левый извилистый берег.
В погожее утро, как только заря
восходит в небесном оконце,
встаёт на горе зримый облик царя,
сверкающий глянцем на солнце.
И даже когда угасает закат,
а тьма — будто в центре цунами,
над Волгой мерцает российский Царьград,
как звёздное небо над нами.
БАРИН НА ВОЛГЕ
На всю Россию -матушку трубя
о праздности, достоинстве и долге,
считали сонным городом тебя
и называли барином на Волге.
Звенел по переулкам бубенец,
когда, купаясь в сладком аромате,
ты в полудрёме вышел на Венец
в домашних тапках и ночном халате.
Встал там, где начинается обрыв,
и ощутив души живую завязь,
в речную даль глядел, как в объектив,
обыкновенным чудом заряжаясь.
Пытался раскачать земную ось
вразрез своей обломовской природе,
а мимо время медленно плелось
на стареньком колёсном пароходе.
И знает в мире всякий человек,
что этот город ленью легендарен,
и здесь гостей уже который век
встречает полусонный волжский барин.
СПУСК СТЕПАНА РАЗИНА
Из раны кровь сочилась помаленьку,
от капель жгучих плавилась земля,
когда несли подстреленного Стеньку
по спуску от Симбирского кремля.
Он бредил и ругался всю дорогу
в каком-то бесшабашном удальстве:
мятежнику попала пуля в ногу,
и сабля вскользь прошла по голове.
Змеился путь, идущий вниз по склону,
тащили Стеньку к берегу реки:
храбриться уже не было резону,
и сердце ныло, воле вопреки.
Не дался город лютому злодею,
не покорил Симбирск разбойный люд:
замыслившего русскую Вандею
соратники несли на Божий суд.
Там, где в шатре у волжского раздолья
расположилась ставка бунтаря,
вставала из симбирского Подгорья
кровавая вечерняя заря.
С досадой атаман глядел на Волгу
и понимал, что этот жар и пыл —
расплата за возлюбленную Ольгу,
что он в реке по пьянке утопил.
А в мире строчки хроники мелькали,
как Стеньку по откосу, вчетвером,
с небес на землю грешную спускали,
где ждёт палач и плаха с топором.
ЦАРЕВНА ВОЛГА
Могучий Каспий, царь хазарских вод,
отшельником в степи живущий долго,
прознал, что на Руси давно живёт
прекрасная царевна Волга.
Её ласкала дикая волна,
притоки целовали сладко в губы,
и стать свою легко несла она
от Селигера до Ахтубы.
Влюблённый царь сватов на Русь заслал,
и вскоре сам со страстью богатырской
предстал перед царевной, словно шквал
семи ветров с горы Симбирской.
Он ей, в порыве чувства своего,
привёз кольцо из белого тантала
с надеждой, чтоб отныне лишь его
царевна сладко целовала.
Пленила их таинственная связь,
рождающая узы Гименея,
и Волга тихо с Каспием слилась,
в шальных объятиях пьянея.
Их обвенчали буйные ветра,
и с той поры, с веками дерзко споря,
хранит в себе Симбирская гора
секрет любви реки и моря.
ОБЛОМОВСКИЙ ДИВАН
Над Волгой, как заветный талисман,
навеянный земными чудесами,
стоит в уютном скверике диван
наискосок от башенки с часами.
И здесь на нём, от солнца прячась в тень,
дыша благоуханием сирени,
очередной Обломов каждый день
пытается познать природу лени.
То с краешку присядет на него,
а то и впрямь разляжется, как барин,
вздремнёт чуть-чуть, за это волшебство
мгновениям прекрасным благодарен.
Ну а очнувшись, он стряхнёт ленцу
и ноги в тапки сунет по привычке,
желая прогуляться по Венцу,
проехаться по городу на бричке…
Но тут ему подскажет интеллект,
что тапочки — отлиты из металла,
да и диван — всего лишь арт-объект,
а не продукт волшебного кристалла.
Чугунный Гончаров, во всей красе
усевшись в кресло вечного покоя,
не верит сам, с каким восторгом все
пытаются постичь его героя!
И в неге полусонной маеты
рождается из сладкого дурмана
поэзия безделья и мечты
на ложе философского дивана.