14 августа. 85 лет со дня рождения поэта и прозаика Виктора Петровича Шепелева, литературный псевдоним — Виктор Первомайский (14.08.1939, посёлок Первомайский, ныне Кузоватовского р-на Ульяновской обл. — 05.11.2013, г.Ульяновск). Работал в строительных организациях в Сибири, на Чукотке, Камчатке, Курилах, Дальнем Востоке. Жил на станции Охотничья Ульяновского района Ульяновской области, в последние годы жизни — в Ульяновске.
Публиковался в журналах «Черемшан» (2000, Димитровград), «Литературный Ульяновск» (2012), в местных газетах. Автор поэтического сборника «Тропинка к дому» (2000), книг прозы «Быль и небыль» (2000), «Чукотские зори» (2008).
ЧЁРНАЯ РЕЧКА
(отрывок из рассказа)
«А ведь нет ничего более ужасного,
чем одиночество среди людей».
Стефан Цвейг.
Холодный осенний ветер в сильном порыве хлестал по стёклам окна нашего общежития прядями дождя. В комнате было тихо, тепло и уютно, ярко горела электрическая лампочка, я сидел за столом и писал, и эта тишина меня радовала.
Я люблю одиночество, у меня почти не бывает друзей, и такая жизнь меня очень устраивает. Дружба людей накладывает определённую ответственность за оказанное вам внимание и отнимает время.
На кровати возле окна сидел парень восемнадцати лет и читал книгу. Неделю назад его поселили в комнату, где до того времени я жил один. Кроме того, что его зовут Николай, в Белоруссии у него живут мать и младшая сестрёнка, работает он в нашем строительном управлении учеником плотника, о нём я ничего не знал. Он высокого роста, не по годам серьёзный, молчаливый и угрюмый. Друзей у него не было, на мои вопросы отвечал односложно. Откровенного разговора, чтобы сблизиться, у нас не получалось. После работы, если он не уходил в кинотеатр, то сидел на кровати и читал книгу, а я сидел за столом и писал, как и было в тот вечер.
Закипел электрический чайник. Выключив его и поставив на стол, я заварил цейлонский чай, аромат которого заполнил комнату. Николай положил книгу на колени и молча смотрел на стену перед ним, как будто решая какую-то сложную задачу. Я позвал его к столу пить чай. Он молча подошёл, налил кружку, положил сахар и сел на свободный стул напротив меня.
Мы долго молча сидели, наслаждаясь ароматом чая, слушая завывание ветра и шум дождя. Я спросил, что привело его в столь далёкую, холодную Сибирь из его прекрасной страны с мягким, тёплым климатом. Он улыбнулся какой-то неестественной, горькой улыбкой и, глядя мне прямо в глаза, как будто хотел заглянуть мне в душу и спросить: а стоит ли отвечать на мой вопрос, всё же ответил:
— Я – убийца.
Меня нисколько не смутил его ответ – на убийцу, в моём представлении, он вовсе не был похож, да и вряд ли такой человек, как он, мог убить человека. Как-то сам по себе завязался разговор, и он рассказал мне следующее…
Отец Николая в самом конце Великой Отечественной войны погиб на фронте. Мать работала в колхозе дояркой, и жили они очень бедно.
Родной брат матери пригласил Николая жить к себе. Он работал начальником монтажного участка. Участок тянул линию электропередач. После окончания школы Николаю без особых проблем выдали в сельском совете справку с места жительства, он уехал на попутной подводе к своему дяде и устроился на работу учеником монтажника.
Всю зиму прожив вдалеке от семьи, он ежемесячно высылал матери часть своей зарплаты. Семье жить стало легче. Мать и сестрёнка радовались за своего Николку, он уже стал взрослым, хорошо живёт, коль высылает им каждый месяц деньги. Они писали ему ласковые, тёплые письма. В письмах рассказывали, что их корова Зорька отелилась, принесла двойню, тёлочку и бычка – это непременно к счастью, ведь коровы редко одаривают таким образом своих хозяев.
Николай читал письма, и его сердце сжималось от тоски по дому. Он сильно заскучал и однажды попросил дядю отпустить его на несколько дней домой. Заявление было подписано, Николай не захотел ждать попутного транспорта, дорогу, как ему казалось, он помнил хорошо. Плотно пообедав, пошёл домой. Восемнадцать километров отделяли его от родительского дома, но он считал это небольшим расстоянием и намеревался к вечеру быть дома.
Приближалась весна, солнце поднималось высоко, ярко светило и ласково одаривало своим теплом всё живое на земле. В лесу на ветвях деревьев снег подтаял и осыпался, пахло смолой, между ветвей порхали проворные пичужки. После зимней стужи лес казался светлым и приветливым. Николай быстро шёл лесной дорогой, радуясь тому, что скоро увидит родных и близких.
Скоро за лес опустилось солнце, птицы умолкли, в лесу стало быстро темнеть. По времени он должен был подходить к своему селу, но его окружал незнакомый, неприветливый, тёмный лес…
ЦВЕТЫ
Луг украсили ромашки,
Голубые васильки.
Ветер бьёт их, треплет кашки,
Вьют в них гнёзда кулики.
А они цветут упрямо,
Крася луг из края в край.
Утром встанут из тумана –
Улыбнутся в светлый май.
И, любуясь ими, люди
Соберутся в хоровод.
На лугу веселье будет,
Разгуляется народ!
И ромашки с васильками
Встанут вновь во всей красе:
Красны девицы с парнями,
Ленты пёстрые в косе…
И на праздник всей деревней
Млад и стар на луг придёт.
Здесь природа краской древней
Разукрасит хоровод.
В АНАДЫРЕ
Забелела шуга на лимане
И завыли ночные ветра.
Теплоходы, качаясь в тумане,
Взяли курс на восток.
Им пора!
Им пора! Ибо скоро морозы
Льдом покроют реку и лиман,
И посыплется снег, как угрозы,
Не пробиться сквозь льды кораблям!
Теплоходы гудят на прощанье,
И умолкли лебёдки в порту.
Я кричу им вослед:
До свиданья!
Жду весною вас вновь поутру!
По Анадырю мчится позёмка.
Нас вокруг обложила зима.
Здесь, в холодных чукотских потёмках,
Буду строить я чукчам дома.
А зима и вьюжит, и пугает,
Но мечта юных лет посильней!
Я на Севере. Мама ругает…
Но мне стала Чукотка милей.
На лимане белеет шуга,
Вот уж хохот метели я слышу…
И ложатся, ложатся снега,
Накрывая соседнюю крышу.