4 августа. 70 лет со дня рождения прозаика Анатолия Васильевича Бармина (04.08.1954, г. Ульяновск — 07.10.1998, там же). Жил в Ульяновске, работал в строительной организации. Лауреат премии имени А.С.Неверова, присуждённой Ульяновской областной писательской организацией (1992). Автор сборников «Битва» (1991), «Красный жеребёнок» (1991), «Родом из «Шанхая» (1993, предисловие написал Е.З. Мельников).
Издал также документальный очерк «Дорога длиною в пятьдесят лет» об истории объединения «Ульяновскавтотранс» (1993). Участник 1-го Всероссийского совещания молодых писателей (1994, Москва). Член Союза писателей России (1994). Роман «Ночь императора Траяна» остался незаконченным.
ЖИВИ И РАДУЙСЯ!
(отрывок из рассказа)
Подставив прокалённые солнцем лбы слабому встречному ветру, по дну неглубокой балки шагали себе двое граждан, один из коих был повыше. Тела их прикрывали одинаковые рубахи в крупную клетку. Запах пота, впитанный давно не знавшей мыла тканью, не тревожил ноздри друзей: во-первых, привыкли, во-вторых, своё добро.
Гражданин, что пониже, был слегка кривоног и шагал чуть впереди. Руки его болтались у колен сами по себе, словно обладатель забыл про них. Шагал он, соблюдая молчание, склонив голову на правое плечо, в груди у него что-то булькало.
Второй гражданин имел под левым глазом начавший лиловеть «фонарь» и плешь на затылке. Шёл он нехотя, свободно поспевая за первым, потому как ноги у него были длиннее.
По склонам балки отцветала трава-душица, одуряюще пахла. Листья редких дубов пошли в желтизну, предвещая близкое бабье лето. Стоял конец августа, и было утро.
По разные стороны тропы, привязанные длинными верёвками к кольям, паслись козёл и коза. Козу можно было отличить по вымени, а с козлом и так ясно. Завидев людей, козёл вышел на тропу с радостным «ме-е».
— Пошёл ты, — не принял приветствия невысокий гражданин и шваркнул животное подошвой грязного ботинка.
— Зачем, Гена, скотину обидел? — спросил плешивый.
Гена резко обернулся:
— А ты, Саша, вообще умри, а то второй глаз подшибу.
За глаз Саша не испугался, но промолчал, связываться не хотелось. При случае он и сам мог руки-ноги обломать, правда, «фонари» под глаза никому не вешал, особенно другу.
Вишнёвка осталась за спинами, маячила впереди Розовка. А от Розовки до города рукой подать, вдоль железной дороги шагай себе да телефонные столбы подсчитывай. Километры, собственно, те же, что и через Мамкино, да дорога приятней. Благо ещё трава не вся пожухла, ласкает взгляд, деревца там-сям, птички чвинькают.
Впрочем, Сашка идти в город не хотел, да неуёмная жажда Генки всё перевесила. Вот и шагал вслед за другом, не ради кружки пива, а ради товарищества. Конечно, и он был не прочь пропустить стакан-другой, да в карманах не шуршало, лишь бренчало.
С раннего утра гонял Сашка верхом на Карюхе к председателю просить расчёт или, на худой конец, четвертак на похмелку.
— А где я тебе возьму? — подпрыгнул за столом председатель, молодой да лёгкий, отъесться ещё не успел. Ткнул пальцем в вешалку:
— Возьми мой плащ-палатку, продашь — похмелишься.
Сашка задом открыл дверь и убыл восвояси. Всю дорогу он бил пятками бока пожилой кобылы, но Карюха шла, как хотела, гордо и тихо.
А гордиться Карюхе было чем. Год назад заезжий ухарь-шабашник вставил ей фиксу. Из какого такого металла неведомо, только сияла эта фикса на всю округу, а может быть, и страну. Бабы поначалу, взнуздывая кобылу, на задницу садились с непривычки, а кони в табуне ржали до пены из пасти.
Минут за сорок преодолев три версты, доблестный всадник враскаряку слез с лошади. Генка, поджидавший гонца, многозначительно спросил:
— Ну?
— Баранки гну, — ответил Сашка и сел на кучу щебня рядом с другом. Генка не полез с расспросами, ждал. А Сашка сидел и молчал, ворочая в своей плешивой голове невесёлые думы.
Выходило же по этим думам, что денег им не видать как своих ушей. Ибо ремонт свинарника никакой сметой запланирован не был. Если уж поросяток кормят болотными кочками (кидают в калду стогометателем), а по утрам свинарка Зоя Васильевна выносит по шесть-семь околевших на пир воронам, промышляющим у скотомогильника, то каких денег от колхоза ждать шабашникам? И прокатилась по Сашкиному похмельному телу волна обречённости на безденежье сверху вниз, ударилась в пятки, подпрыгнула и застряла глухой тоской в межреберье.
Хмыкнув себе под нос, произнёс он в раздумье:
— Главное для бродяги, чтобы солнце светило да брюхо было сыто.
— Чего?
— А то, Гена, что пока не гонят и в колхозной столовой под запись кормят…