26 июня. 155 лет назад родился датский писатель Мартин Андерсен-Нексё (26.06.1869, г.Копенгаген, Дания — 01.06.1954, г.Дрезден, ныне ФРГ). С 1893 года печатал стихи и очерки в прессе. Один из основателей Коммунистической партии Дании. В декабре 1922 года проехал через Симбирскую губернию по дороге из Москвы в Самару, где выступил на вечере революционной музыки и поэзии. В 1934-ом, путешествуя по Волге, был проездом в Ульяновске.
Автор книг «Пелле-завоеватель» (1910), «В железном веке» (1929), «Дитте, дитя человеческое» (1921), «Два мира» (1934), «К свету» (1938), «Мортен Красный» (1948) и др. В ходе оккупации Дании нацистской Германией был арестован; в 1943 году бежал в СССР.
В ЖЕЛЕЗНОМ ВЕКЕ
(отрывок из романа)
К парадному подъезду хозяйского дома Хутора на Ключах подкатило два легковых автомобиля. Да, в этих новомодных каретах было немало диковинного: оглобель нет, а конная тяга, ловко упрятанная в передок, обращена в какую-то таинственную «лошадиную силу». Шмыгая от тока к амбару, работники украдкой неприязненно поглядывают на автомобили. Разве не величайшая это нелепость, что, приезжая и уезжая, господа больше не нуждаются в услугах конюхов, — ведь теперь ни запрягать, ни распрягать не надо. Чаевых не видать больше, как ушей своих, да и с работой, того гляди, придётся распроститься: что ни день всех этих машин и другой чертовщины становится всё больше! Зачем, скажите на милость, сеять тогда овёс, раз нет лошадей и некому жрать его? Что станет со всем сельским хозяйством? Нет, никуда это не годится.
Но всё же любопытство разбирало их и, придравшись к какому-нибудь предлогу, они направлялись к парадной лестнице, которая вела в большую прихожую с висевшей в ней праздничной сбруей, чтобы получше рассмотреть эти «трясучки». Как иначе назвать посудины, которые и лязгают, и тарахтят, и изрыгают отравленный воздух, и разбрызгивают во все стороны грязь, и пыль на дороге поднимают такую, что, попадись им навстречу, с головы до ног обдадут.
Девушек, работавших в прачечной, не волновали неприязненные чувства; простодушно любопытные, они выходили, гремя вёдрами, на порог и, разинув рот, глазели на таинственную карету, способную мчаться с невероятной скоростью. Хорошо бы взять да юркнуть в этакую карету, ведь она, наверное, несётся ещё шибче, чем карусель. Так прямо и чувствуешь, как холодный ветер вздувает юбки и всю-всю пробирает тебя… Хорошо! Даже стоя здесь, у своей лохани, трудно удержаться, чтобы не завизжать от восторга!
Под впечатлением нового и незнакомого в них пробуждались фантастические мечты: вот-вот они, как в сказке, умчатся в далёкие неведомые края и там станут богатыми помещицами. Чего не бывает!
Во всяком случае, мысль об этом развлекала их, девушки всячески возвращались к ней, и глаза их горели.
— Ведь они из великой снежной России, из святой России, — сказала Карен, самая младшая из работниц. Минувшим летом она побывала в Высшей народной школе, и вынесенные оттуда знания ещё не стёрлись в её памяти. Острая на язык и задиристая, она вся так и светилась жизнерадостностью. Карен не могла глаз оторвать от автомобилей.
— А что, очень далеко отсюда эта Россия? — спросила Эльза; она недавно вышла замуж за хусмана, но всё ещё продолжала работать на хуторе.
— Ещё бы! Чтоб добраться туда, надо через семь морей переплыть, семь раз солнце проводить. Туда попадёшь — не воротишься. И не видать тебе больше своего муженька, Эльза! — Карен жалостливо посмотрела на Эльзу.
— Господи Иисусе, что ты только говоришь, Карен? Ведь пока что мы, кажется, ещё на своей земле?
Эльза испуганно переводила взгляд с одной подруги на другую. Она была беременна, предстоящее материнство очень красило её, и забавно было смотреть, как она схватилась за бока, точно её кольнуло от испуга.
— Да, да. Карен правду сказала, — подхватила другая девушка, Метте. — Домой ты уж никогда не воротишься, так что очень жаль, конечно, если сегодня с утра ты, по обыкновению, разругалась со своим Андерсом, вместо того, чтобы как следует попрощаться с ним. Попасть в Россию не хитро. Русские как приезжают к кому на хутор, так непременно увозят с собой по одному телёнку, по одному поросёнку и по одной девушке. Они, видишь ли, желают перестроить по датскому образцу своё сельское хозяйство, и им, значит, эти трое необходимы.
— Но ведь для племенного разведения требуются женщины помоложе и незамужние, — ответила Эльза и, как бы ища сочувствия, оглянулась на подруг.
Хоть всё это было, конечно, чистейшим вздором, но Эльза перетрухнула как будто не на шутку.
— Русские понимают толк в этих делах, они увозят с собой только молодых и красивых. Другим нечего бояться.
Эльза неуверенно улыбнулась и погладила себя по животу. Трудно было сказать, верит она подругам или не верит…
ДИТТЕ, ДИТЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
(отрывок из романа)
Сэрен и Марен уже вырастили детей — всех восьмерых; и сами были теперь не первой молодости. Годы и тяжёлый труд начали сказываться, так что не плохо было бы и припасти кое-что к старости. Самая младшая дочка Сэрине тоже была уже взрослой и давно могла бы вылететь из гнезда, и если сидела дома на шее у стариков, то на это были особые причины.
Девчонку порядком избаловали, как часто балуют в семье самых младших детей. Говоря правду, она была неженка и боялась чужих людей. «Да и что худого, народив на свет столько ребят, придержать себе на утеху хоть одно детище? — рассуждала Марен. — Холодновато становится в бездетном гнезде!» Сэрен, в сущности, был того же мнения, хоть и ворчал немножко; ему казалось, что и одной бабы в доме больше чем достаточно.
Родители они были чадолюбивые и, редко получая вести от других своих детей, ещё крепче привязывались к младшей. Так вот и вышло, что Сэрине оставалась дома и лишь время от времени ходила на подённую работу в рыбацкий посёлок или на ближайшие хутора за дюнами. Она считалась красивой девушкой, и отец не мог не согласиться с этим, но всё же, на его взгляд, в ней не было настоящей жизни. Пожар ярко-рыжих волос вокруг нежного, чуть веснушчатого лба, ручки, словно игрушечные, и постоять за себя она не умела. Никогда не смотрела в глаза тому, с кем говорила, но робко блуждала взглядом вокруг, — вообще она легко могла сойти за барское дитя.
Поселковая молодёжь вздыхала по ней, и парни вечно бродили по дюнам вокруг дома, особенно в тёплые тихие ночи. Но она пугливо пряталась от них.
— С придурью уродилась! — говаривал отец, видя, как упорно она закрывала своё окошко.
— Нет, с умом, — возражала мать. — Увидишь, подхватит себе парня из богатого дома.
— Пустая твоя голова, — ворчал Сэрен на ходу. — Вбивать самой себе и девчонке в голову такие бредни!
Сэрен любил жену, но насчёт её ума был не особенно высокого мнения. Марен мирилась с этим. Она ведь не хуже Сэрена знала, что в конце концов дело-то вовсе не в уме.
Раза два в неделю Сэрине относила в город на продажу отцовский улов рыбы и возвращалась домой с покупками. Пешком до города путь был не близкий, местами дорога шла через лес, где в тёмные вечера часто попадались бродяги. Конечно, Сэрине боялась.
— Тьфу ты, — сердился Сэрен. — Надо же девчонке всего испытать, иначе никогда из неё человека не выйдет.
Но Марен хотела поберечь своё детище, пока оно ещё было около неё, и устроила так, что дочь подвозили на телеге из Хутора на Песках — оттуда как раз в эти дни посылали в город за дрожжами для пива.
С одной стороны, это было не плохо, — Сэрине больше не приходилось опасаться бродяг других людей, встречи с которыми могли быть неприятны для робкой молодой девушки. Но, с другой стороны, такое удобство не оправдало себя. Оказалось, что длинные пешие прогулки не только не вредили слабому здоровью Сэрине, но даже приносили пользу; теперь же она совсем избаловалась и даже в пище стала разборчивой.
Впрочем, это понятно, коли девушка такая изнеженная, и хоть трудно было теперь Марен доставать то одно, то другое, на сердце у неё стало как-то спокойнее. Исчезли последние сомнения, материнское сердце наконец окончательно уверовало, что Сэрине уродилась «благородной» — разумеется, «милостью божьей», а не по естеству. Ведь Марен безошибочно знала, кто приходится Сэрине матерью, а кто отцом; так что, если бы Сэрену вздумалось усомниться, — ого!.. Бывали же случаи, что такие «благородные» дети попадали в люльки к беднякам и всегда на счастье родителям. И разве это еда для такой, можно сказать, прирожденной барышни: селёдка да картошка, камбала да картошка и лишь изредка кусочек шпика? Как же было не побаловать её?