До конца февраля продолжается акция «Эхо двух войн» — патриотическая перекличка поэтов 20-го и 21-го веков в рамках всероссийского движения «Писатели России — фронту», инициированного Союзом писателей России. На сайте, сменяя друг друга, публикуются стихи о войне ульяновских поэтов-фронтовиков и современных ульяновских поэтов. По итогам акции будет издана книга, часть тиража которой отправится ульяновским бойцам, воюющим в зоне СВО.
Перекличку продолжает поэт Николай Степанович Краснов (1924-2010), участник Великой Отечественной войны. Работал на оборонном заводе в Ульяновске. Воевал на Ленинградском фронте, при штурме Выборга был тяжело ранен. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалью «За отвагу». После войны был сотрудником газеты «Ульяновская правда». Член Союза писателей СССР (1949).
Автор сборников стихов «Зов Родины» (1948), «Русское лето» (1957), «Огонь-цвет» (1964), «Яблоко хорошавка» (1998), «Ходят кони над рекою» (2000) и др.
ФРОНТ
(отрывок)
Три года бои и походы,
А всё ещё нет тишины.
Прекрасные, лучшие годы
В коварном огне сожжены.
Три года нас матери ждали
С победой к себе на крыльцо,
Любимые плакать устали,
Детишки забыли отцов.
Три года под воинским стягом,
Из боя идущие в бой,
Живём, побратимы присягой,
Одной нерушимой семьёй.
Кто выжил в лишеньях и бедах,
Те снова в сраженья идут.
Я верю, что вырвем победу
В четвёртом военном году.
* * *
На месте зданий камни да зола.
Здесь побывала чёрная беда,
Волной кроваво-огненной прошла,
Леса сметая, сёла, города…
С полей бегут последние ручьи,
Над горизонтом белый пар дрожит.
Заботливые, умные грачи
Галдят на космах прошлогодней ржи.
А мимо напролёт, и ночь, и день,
Дорогой, что безжалостно вязка,
Встречая лишь названья деревень,
Идут на фронт советские войска.
И мы, товарищ, скоро вступим в бой,
И будет, знаю, наша месть страшна:
Мы не забудем в схватке огневой
Сожжённых сёл родные имена.
* * *
Вонзилась в небо красная ракета —
Сигнал к атаке. Рухнул небосвод,
И то, что нам казалось краем света,
Далёко отодвинулось вперёд.
Бетон фашистских дотов, камень надолб,
Смертельный ливень стали и свинца.
Какую здесь большую силу надо!
Но всё пробили смелые сердца.
* * *
Увидишь — душа содрогнётся:
У перекрёстка дорог —
Ромашка, подобие солнца,
Трепещущий чудо-цветок,
Красивый и милый… А рядом,
Среди полевой тишины,
Разорванный остов снаряда —
Стальная ромашка войны.
СТРАНИЧКИ С ФРОНТА
1.
Ляжешь, а постель — шинель сырая,
Явь уйдёт, смешав цвета и звуки.
Снова, снова над передним краем
Мать к тебе протягивает руки.
Вот и голос материнский слышишь.
Как она сюда нашла дорогу?
Улыбается. Всё ближе, ближе,
И… тебя разбудит крик: — Тревога!..
2.
Если б не было зол на солдатском пути,
Разве б я кому рассказал,
Как на вражеском трупе ворон сидит
И выклёвывает глаза;
Как при виде картины той
Жуткой радостью полнится грудь,
И я труп обхожу стороной,
Чтобы ворона не спугнуть.
3.
Под своим и под чужим огнём,
Где войной изрыта вся земля,
Мы сошлись — лицом к лицу — вдвоём
Биться смертным боем: враг и я…
Если б всё не въявь, не на войне,
Если б это снилось мне во сне,
Я врага не смял бы сгоряча,
Я проснулся б, в ужасе крича.
4.
Вновь в Россию, к родимым гнездовьям
Птиц влечёт незабытый уют.
Пусть земля обгорела,
С любовью
Снова тысячи гнёзд понавьют.
Провожаем глазами пернатых,
И зовёт нас военный закон:
Если враг ещё жив, то солдату
Вить гнездо по соседству с врагом.
5.
Меня подстрелила «кукушка» —
Засевший фашист на суку.
И больно мне слышать с опушки
Любимое с детства «ку-ку».
К винтовке бы вмиг приложиться,
За всё рассчитаться сполна!..
О Боже! При чём эта птица?
Её-то какая вина?..
1944 г.
Действующая армия.
Ленинградский фронт.
ТЕРИОКИ
От боёв и бомбежек жестоких
Выпал яблонный цвет, словно снег.
В оглушённых ночных Териоках,
Мама, ты мне приснилась во сне.
Твои очи взошли из тумана,
И теплом моё сердце зашлось.
Лишь шепчу тебе: «Мамочка, мама!» –
По-солдатски, без жалоб и слёз.
А к утру марш-бросок по дорогам:
Впереди разгорается бой.
И машу я рукой Териокам,
Месту встречи, прощаясь с тобой.
1944.
Ленинградский фронт.
СОЛДАТСКАЯ МАТЬ
1
Тоска одной в беде бессонной,
Сидеть без дела не смогла:
На оборонный, на патронный
В войну работать мать пришла.
И голова болит от шума
Безостановочных машин,
И даже некогда подумать:
«А как там он, любимый сын?
В каком краю идёт с боями,
В каком аду, в каком огне?»
Задумалась, вдруг треск и пламя,
И кровь, и стон, как на войне.
Но нет, к медсёстрам не бежала:
В работе дорог каждый миг!
И порох к ранкам присыпала
Мать, как бывалый фронтовик.
Хотя б во сне ей, утомлённой,
Увидеть сына своего…
Патроны снились, лишь патроны,
А кроме — кроме ничего.
2
Шли мы в бой, понятья не имея
О великой истине, что нам,
Как бы трудно ни было — труднее,
Тяжелее будет матерям.
Мы, юнцы, тогда ещё не знали:
Пули, что сражают сыновей,
Вмиг преодолев любые дали,
Достают до наших матерей.
3
Лишь на мать погляжу я, и снова
Вспомню, как уходил на войну…
Маму я у столба верстового
В чистом поле оставил одну.
Падал снег полосами косыми
На поблекшие листья берёз,
На зелёное пламя озимых
И на прядь материнских волос.
И сердца леденели… А снова
Край родной я увидел весной:
По лугам льётся запах медовый,
Рожь играет широкой волной,
Зеленеют берёзы в долине,
Сердце снова теплом налилось!..
Вся в снегу остаётся доныне
Только прядь материнских волос.
ТВОЙ НАЗВАНЫЙ БРАТ
В бою под Ленинградом
Убили не меня,
В воронке от снаряда
Зарыли не меня.
Сказал как будто ротный
(Тут его вина):
— Наш, из пулемётной.
Жалко пацана!..
И над могилой грянул
В честь меня салют.
И матери в Ульяновск
Похоронку шлют.
Пришёл я из санбата,
Меня и в списках нет.
— Ну, — говорят ребята, —
Жить тебе сто лет!..
А тот, кого убили,
Зарытый, кто ж он был?..
Об этой давней были
С годами я забыл.
Но вот мне из станицы
Пришло письмо домой:
«Я не твоя ль сестрица?
Не братец ли ты мой?»
Крик, как из тьмы кромешной,
Из нежилой глуши,
В войну осиротевшей,
Тоскующей души.
Фамилию читаю —
Фамилия моя.
Звать брата Николаем,
Николай и я.
Сходится и отчество,
И год рожденья мой.
И тоже пулемётчик.
И тоже рядовой.
Такие же награды,
В одном лишь разнобой:
«В бою под Ленинградом
Убит…» А я — живой.
Ждёт от меня, томится,
Письма, как от него,
Сестра однофамильца
И тёзки моего.
Когда бы похоронка
Тогда не солгала,
Сейчас моя б сестрёнка
Сиротой была,
В кубанскую станицу
Писала бы с тоской:
«Я не твоя ль сестрица?
Не братец ли ты мой?»
И в письме обратном
Писал бы он, как я:
— Тебе я буду братом.
Ты — сестра моя.
С тобой мы не чужие,
Да, я — родня тебе.
Я брат твой — по России,
Я брат твой — по судьбе.
В нужде ли, в час твой горький,
Когда б ни позвала,
Всё сделаю, чтоб только
Счастливой ты была.
Но всех чудес не хватит,
Чтоб, отнятый войной,
Опять живым твой братец
Предстал перед тобой.
Всё сделал бы, как было,
Я, твой названый брат!..
Что не меня убило,
Я не виноват.
9 МАЯ 1945 ГОДА
Где их застала тишина Победы,
Там и уснули: в танках, на броне,
В грузовиках, на пушечных лафетах,
В садах, в открытом поле и в кюветах —
Уснули сладко, позабыв все беды,
Как не спалось ни разу на войне.
И как пришла — никто из них не слышал —
К ним женщина, печальная, одна,
Ступая легче тени, ветра тише,
Как чья-то мать, невеста иль жена.
Пришла им благодарно поклониться
За всё, за всё, чем их судьба свята.
И пристально разглядывала лица,
И целовала каждого в уста.
То, может быть, она, сама Россия,
В победный час пришла наведать их.
И после безутешно голосила,
Не всех сынов найдя среди живых.
* * *
Господь накажет окаянных,
Честь разменявших на рубли,
Родства не помнящих Иванов,
Святой не знающих любви.
А для меня Россия свята,
И ничего святее нет.
Я был простым её солдатом
В годину всенародных бед.
С ней вместе, обливаясь кровью,
Терпели до победных дней
Такую боль!.. И с этой болью
Мне, может, было всех больней.
И, может, горше всех, труднее.
Другого не было пути:
Моя судьба – быть вместе с нею,
Сыновний тяжкий крест нести.
И вместе с ней на ратном поле
(Господь её благослови!)
Лишенья, горести и боли
Кладём на жертвенник любви.
ГДЕ МОИ СЕМНАДЦАТЬ
В детстве слышал я от домочадцев,
Коль была работа тяжела,
Кто-то скажет: «Где мои семнадцать!» —
Прежде чем приняться за дела.
С ними убирал я урожаи,
Тяжести таскал, дрова рубил
И частенько, взрослым подражая,
«Где мои семнадцать!» — говорил.
Год от года, сил спеша набраться,
С тем присловьем я мужал и рос.
Лишь в семнадцать «Где мои семнадцать!»
Произнесть ни разу не пришлось.
Уж такая выпала година,
Даже и предвидеть не могли:
По пятам за нами смерть ходила,
На душу все тяготы легли …
Я и ныне не привык чураться
Трудных дел, не всякое — по мне,
Вдруг да скажешь: «Где мои семнадцать!»
…А мои семнадцать — на войне.