25 июня. 220 лет со дня рождения декабриста, мемуариста и публициста Дмитрия Иринарховича Завалишина (25.06.1804, г.Астрахань — 17.02.1892, г.Москва). Двоюродный брат поэта Ф.И.Тютчева. Неоднократно бывал в Симбирске и Ундорах у родственников Ивашевых. В день восстания декабристов находился с В.П.Ивашевым в Казани. Был арестован в Симбирске 5 января 1826 года, приговорён к смертной казни, заменённой вечной каторгой.
Автор сочинений «Петербургские легенды и события в 1825 г.» (1879), «Воспоминания о Грибоедове» (1879), «Пребывание декабристов в тюремном заключении в Чите и в Петровском заводе» (1881), «Декабристы» (1884), «Записки декабриста» (1904) и др.
ЗАПИСКИ ДЕКАБРИСТА
(отрывок из книги)
Сообщения были тогда так медленны, что, отправясь за два дня до Рождества в свою деревню, мы не имели никакого ещё известия о событиях в Петербурге. Я, впрочем, всё-таки первый получил о том положительные сведения 28 декабря в деревне, тогда как в городе были только одни неопределённые слухи. Мы собирались в это время навестить нашу симбирскую деревню, принадлежавшую покойному отцу, и для этого отправились в Симбирск просёлочною дорогою. Мы выехали 2 января 1826 года; а посланный за мной фельдъегерь прискакал в деревню, из которой мы выехали, на другой день, и как по просёлочной дороге он не надеялся догнать нас, то и обратился в Симбирск через Казань. Посланный же в то время прямо в Симбирск за мною артиллерийский офицер упредил меня в Симбирске, и когда я въезжал в этот город, то члены общества, ожидавшие меня уже у въезда в город, сообщили мне о его прибытии. Мы въезжали не по почтовому тракту, а по просёлочному, вследствие того, как сказано выше, что из деревни казанской заезжали в симбирское имение отца…
Ивашевы, у которых в доме мы остановились, были тесно связаны с нами и родством, и дружбою; сам Ивашев, отставной генерал, был с детства приятель покойного моего отца и сослуживец его при Суворове; жена была двоюродная сестра моей мачехи; а сын, ротмистр Кавалергардского полка и адъютант главнокомандующего 2-ю армиею, графа Витгенштейна, был по семейному соглашению жених моей сестры. Ждали только ожидаемого с часу на час производства его в полковники, чтоб сыграть свадьбу, и тогда он должен был выйти в отставку генералом и жить с родителями. Молодой Ивашев был член тайного общества, чего разумеется родители его и не знали; но понятно, что, кроме иных причин, это более всего, однако, заставляло его, как и других членов тайных обществ, содействовать мне. Они предлагали бежать и скрыть меня где-нибудь в дальних деревнях, но подобные вещи никогда не входили мне в голову, и потому мы занялись приготовлениями совсем иного рода.
Я пересмотрел свои бумаги и сжёг все, которые могли навести на след к открытию участия в обществе разных лиц, другие бумаги и вещи роздал разным лицам, чтоб они скрыли их в безопасных местах, и, наконец, написал несколько распоряжений и писем, которые должны были предупредить некоторых членов и указать им, как они должны действовать и что отвечать в случае, если подвергнутся аресту.
Между тем многие знакомые, тайно извещённые о моём приезде, со всеми предосторожностями незаметно пробрались к нам в дом. Я вышел к ужину совершенно спокойный и весёлый и старался не только успокоить, но и развеселить всех, что, наконец, и удалось мне совершенно. Я уверил всех относительно присылки офицера за мною, что это, верно, по какому-нибудь недоразумению, а скорее всего, вследствие знакомства моего со многими участниками в событии 14 декабря.
«Но кто же не был знаком с ними?» — спрашивал я.
Молодой Ивашев из всех сил поддерживал меня, не только для того, чтобы успокоить на мой счёт, но чтобы приготовить родных и относительно его самого.
«Вот, пожалуй, и меня эдак возьмут, как и Дмитрия», — говорил он.
«Ну что ты, Бог с тобой», — возражала его мать.
«Да отчего же нет, маменька, — продолжал он, — ведь и я был со всеми знаком?» и пр.
Все собравшиеся провели всю ночь в живой беседе. Когда рассветало уже (это было 5 января), я оделся в мундир, сделал окончательные распоряжения, простился со всеми и поехал к губернатору, как бы являться, не давая вида, что мне что-нибудь известно, и желая предупредить всякое действие с его стороны.
Наше семейство и семейство Ивашевых считались первыми в городе и были глубоко уважаемы. Поэтому понятно, как тяжело было губернатору действовать против меня. Он был в большом замешательстве и, приняв меня очень любезно, не знал, как приступить к делу. Я счёл обязанностью облегчить это ему.
«Вот, — сказал я, — приехал было к вам в Симбирск пожить подольше и повеселиться, да к сожалению едва ли и придётся».
«А отчего же нет?» — возразил он с любопытством и недоумением.
«Да кроме того, — продолжал я, — что теперь не такое время вообще, чтобы веселиться, вот я получил письмо из Петербурга; там арестовывают всех, кто был в каких-либо сношениях, даже в простом знакомстве с участниками в событиях 14 декабря… Я тоже был знаком с ними, и хоть уверен, что окончательно всё разъяснится благополучно, но думаю, что трудно избежать, чтобы не быть запутанным по крайней мере в следствии».
Губернатор слушал меня с удивлением. Потом встал и крепко пожал мне руку.
«Я много слышал, — сказал он, — о вашем уме и благородстве и от души вам благодарен за теперешнее ваше действие. Вы не знаете, какую тяжесть вы свалили у меня теперь с плеч. Я рад видеть, что вы так спокойны и рассудительны. Поэтому я могу сказать вам теперь, что есть предписание отправить вас в Петербург, и присланный за вами офицер ждёт уже вас. Вы знаете, как все мы здесь любим и уважаем ваших родных, и можете себе представить, как меня мучила мысль, что я должен буду ехать арестовывать вас у них в доме и в присутствии всех. Конечно, они знают, что я тут являюсь страдальным орудием, но мне было бы крайне тяжело, что всякое наше свидание потом напоминало бы им неприятную сцену, тогда как я желал бы делать им только одно угодное и напоминать приятное. Вы знаете, что вам до отправления надобно быть на гауптвахте, но я прикажу, чтобы всем был к вам свободный доступ, а чтобы к обеду, в сопровождении дежурного по караулам штаб-офицера, отпустили вас в дом Ивашевых».
Таким образом закончился тот период политической и нравственной моей деятельности, который совершался в последнее время под влиянием революционных теорий…