7 марта. 50 лет со дня рождения поэта Владимира Евгеньевича Жилкина (07.03.1974, с.Дмитриево-Помряскино Старомайнского р-на Ульяновской обл. — 13.02.2022, там же). С детства увлекался музыкой, научился играть на гитаре, пел в сельском вокально-инструментальном ансамбле. Учился в Ульяновском училище культуры. Работал на приборостроительном заводе в Старой Майне. Рано начал писать стихи; в середине 1990-х публиковался в газете «Град Симбирск».
С 1998 года по состоянию здоровья вёл замкнутый образ жизни. Оставил три толстых тетради философских стихов, часть которых издана в Ульяновске в посмертном поэтическом сборнике «Не-вы-но-си-мо!» (2023). В селе Дмитриево-Помряскино 1 марта 2024 года прошёл вечер памяти поэта.
* * *
Вечерело. А может и нет.
Старики говорят — к войне.
И не Спас, и не Амулет,
И не ты, и не я вдвойне.
Улыбаясь смердяще, гад
Показал золочёный хвост,
Он чему-то ужасно рад,
Но и я ведь не очень прост.
Брызнут слёзы навстречу мгле,
Дабы в полуночь стать росой:
Не по угольям да золе,
А по ней я пройду босой.
Из шеренги навстречу — шаг,
Папиросу с размаху — в пасть,
Из ширинки — сигнальный флаг,
Он не даст нам с тобой пропасть.
Даже если убьют — плевать,
Всё равно до стены не допеть.
У стены да у той — кровать,
Что любила под нами скрипеть.
Вот и утро, вставай, родной,
Этот день нам подарит Рок.
Это всё мы возьмём с собой,
Положив в авоську дорог.
* * *
Кто за сорок лет киселя хлебать,
Кто вперёд как в бой, кто в бою как вор,
Кто, закрыв глаза, крикнет, мол, нас — рать!
Кто под сень крестов истреблять кагор.
Кто в карман пятак, а «лимон» в очко,
Кто ногою в пах, кто пером в мотор,
Кто, пославши всё очень далеко,
На спину взвалил да домой попёр.
Кто испил до дна, кто пришёл солгать,
Кто придумал сон и другим отдал,
Кто поставил банк на свою кровать,
Кто сказал — и нем: хорошо сыграл!
Кто увидел мир из любви и звёзд,
Кто взошёл на крест, кто на трон упал,
Кто от света к тьме тупо строил мост,
Потому что главного он не знал.
* * *
Вершина радости за окнами. Туман.
Отрезок времени в исподнем у костра.
И любит берег Тихий океан,
И я так понимаю — неспроста.
Из безысходности — блудливый бес,
Всё удовольствие — туда-сюда.
На берегах — нетленный хвойный лес,
А дальше лишаями — города.
По переулкам быстрые шаги,
Над головою — сетью провода,
В кармане горсть засохшей кураги,
Которая с зубами не в ладах.
Цветок застыл в душе моей слепой,
Боящейся поверить и простить,
А за частично видимой стеной
Веретено наматывает нить.
* * *
В моих руках котёнком дремлет воздух,
Свернувшийся в клубок,
И в небе ослепительные звёзды
Пьют виноградный сок.
Шумит камыш, в дугу деревья, песни
О том, как мы цвели,
С пакетом срочным мчит Блудливый Вестник
С той стороны земли.
Оваций гром, Великий Врун на сцене,
Я лично с ним знаком…
Туман лежит с собаками на сене,
Белея молоком.
И дом с трубой, и тихой ночью поздно —
Твой нежный голосок,
И на руках котёнком дремлет воздух,
Свернувшийся в клубок.
* * *
Каждый в сем мире несёт свой крест:
Кому — кипарис, а кому — осина…
Может быть, это естественно здесь,
Но смотреть на всё это не-вы-но-си-мо.
Только слепые имеют шанс
Выжить в этом чудовищном мире,
Чтоб относительное сейчас
Вновь превратить в истории гирю.
И на невинных своих детей
Тысячелетья кровавого смрада
Повесить в сгущающейся темноте
Привычного и дорогого ада.
* * *
Поскольку мною жизнь поделена
На грех ума и сердца искушенье,
Безумие здесь — не сойти с ума,
И преступление — не преступленье,
А следованье слепо за слепцом,
Не видящим ни света, ни дороги:
Всё в руки сына отдано Отцом,
Шалят, как дети маленькие, Боги.
* * *
Отзвездело, накинулись птичьи своры,
Тишину растерзали в пух и перья…
На мгновенье зевнув, проснётся город,
В наступление дня ещё не веря.
Как явленье Христа народу — солнце,
Придавая видимость смысла, взмыло
В небо, и там беззаботно смеётся,
Заливаясь светом, над тем, что было.
* * *
Собраться с мыслями и целый день молчать,
Смотреть друг в друга пристально и нервно —
В зеркальную сверкающую гладь,
Что так не прочна, зыбка, эфемерна.
Глаза в глаза — провалы чёрных ям,
Беззвучный ужас, ласковый и близкий,
Оставить за чертой досадный хлам
И сделать шаг сквозь огненные брызги.
В ту глубину без меры и без дна,
Где воедино собраны все роли,
Где я не знал, что ты — начало сна,
И я не знал, что я — начало боли.