16 июля. 110 лет со дня рождения писателя Ивана Дмитриевича Хмарского (16.07.1914, пос.Пологи, ныне город Запорожской обл. РФ — 31.07.2001, г.Ульяновск). Окончил Московский институт философии, литературы и истории (1939). В 1947 году сопровождал в поездке по СССР американского писателя Д.Стейнбека. Работал преподавателем в Мелекессе (1949-1970) и Ульяновске (1971-1989). Кандидат педагогических наук, профессор УлГПИ.
Был руководителем литературного объединения «Черемшан» (1954-1970). Автор сборников «Ёлка, зелёная иголка», «Вечер встречи», «Золото-старушка»; романов «Донор», «Ростки победы»; монографии «Народность поэзии А.С.Пушкина»; книги «Я родом из ХХ века».
У ИСТОКОВ ЛИТОБЪЕДИНЕНИЯ «ЧЕРЕМШАН»
(отрывки из воспоминаний)
В один из осенних дней 1951 года меня вызвали из учительской в коридор, где я увидел около окна небольшого роста пожилого, лысого человека, опиравшегося на палку. Поздоровавшись, он сказал:
– Я писатель Лебеденко.
– Очень приятно, – пожал я ему руку, а сам попробовал вспомнить, где я слышал эту фамилию и какие книги написал Лебеденко. Он уловил моё замешательство и добавил:
– Может быть, вам когда-нибудь попадался мой роман о первой мировой войне – «Тяжёлый дивизион»? Если нет, ничего удивительного: роман давно не переиздавался. Мне порекомендовaли познакомиться с вами в редакции городской газеты. Я теперь буду жить в Мелекессе.
–А откуда вы приехали? – поинтересовался я.
–Недалеко отсюда… Из Киндяковки. Отсидел там срок в колонии и вот теперь освобождён. А вообще-то я петербуржец, но жить дома пока не имею права.
«Час от часу не легче, – подумал я. – Не хватало в нашей литературной группе только бывшего политзаключённого».
Впрочем, один уже был, а именно известный польский журналист Раковский, тоже отсидевший свой срок и хлопотавший теперь о возвращении на родину. К редакции городской газеты он прибился ещё до моего приезда в Мелекесс. После двух-трёх посещений нашей группы он больше не появлялся, уехав из города, а затем из СССР вообще. Разумеется, я ничем не выдал своей обеспокоенности посещением Александра Гервасьевича Лебеденко (у него редкое отчество), а попросил дать мне для прочтения его роман «Тяжёлый дивизион». Он охотно удовлетворил мою просьбу. Читая роман, я всё больше убеждался в том, что передо мной произведение крупного русского прозаика.
Бывший офицер царской армии и участник первой мировой войны, А.Лебеденко показал её не в эпическом плане, как, скажем, М.Шолохов, а камерно, изнутри, на примере одного подразделения, с подробностями офицерского и солдатского окопного быта, с драмами и трагедиями русской интеллигенции, брошенной в эту мясорубку.
Я возвратил ему роман с благодарностью, поделился своими впечатлениями, и с этого времени мы с ним довольно часто и откровенно беседовали. До своего ареста А.Лебеденко занимал видное место среди советских писателей, был дружен с Константином Фединым и другими известными мэтрами литературы 20-30-х годов, много путешествовал, однажды попал в авиационную аварию и с тех пор прихрамывал. Арестован был по доносу из-за самого невинного замечания о перегибах в ходе коллективизации.
В Мелекессе Александр Гервасьевич снял небольшую комнату в деревянном доме и начал писать статьи в местные газеты. Подписывал их не своей фамилией, а псевдонимами. Гонорары были небольшими, и, по моим наблюдениям, жил Александр Гервасьевич стеснённо, хотя время от времени получал небольшие переводы от жены из Ленинграда и, насколько мне известно, из Москвы от К.Федина. На мой намёк, не нужна ли ему моя денежная помощь, Александр Гервасьевич ответил, что у него очень скромные запросы и того, что он получает, ему достаточно.
Вообще, в его характере, поведении, манере говорить можно было легко заметить отпечаток той особой петербургской интеллигентности и деликатности, какая формировалась десятилетиями в нашей северной столице. Зная о том, что и он сам, и я находились под наблюдением местных органов безопасности, он старался встречаться со мной наедине не часто. И всё же два или три раза пригласил меня к себе.
В одну из таких встреч он показал мне отпечатанную на машинке объёмистую рукопись и сказал о том, что заканчивает роман о судьбах петербургской интеллигенции накануне и во время Октябрьской революции. Название романа – «Лицом к лицу»…
* * *
Наступил 1953 год. Однажды мартовским утром, выйдя из дома на улицу, я узнал о том, что умер Сталин. В педагогическом институте, где я по совместительству с работой школьного учителя читал лекции по литературе, созвали траурный митинг… Через день или два встретил Александра Гервасьевича Лебеденко. Он заметно уклонялся от комментариев по поводу смерти великого кормчего, но, как я успел заметить, словно повеселел. И действительно, прошло ещё какое-то время, и ему разрешили вернуться к семье в Ленинград. Говорят, об этом хлопотал всё тот же его верный друг Константин Федин. Настало время прощания Лебеденко с Мелекессом.
Мы обнялись, и он дал мне свой адрес, пригласив побывать у него в гостях. Такая возможность у меня появилась года через три. К тому времени уже вышел из печати его роман «Лицом к лицу». Найдя по адресу старый и внушительный дом в центре Ленинграда, я позвонил. Дверь открыла пожилая миловидная женщина в странных очках: одна из линз сильно увеличивала её глаз. Это была жена Александра Гервасьевича…
Квартира, в которую я вошёл, была просторной, с высокими потолками, тяжёлыми дверьми, полутёмной прихожей. Из кабинета вышел в пижаме и комнатных туфлях Александр Гервасьевич. С грустью я заметил, что за прошедшие годы он заметно сдал. Мы прошли в гостиную, жена принесла чай, последовали расспросы о Мелекессе, о нашем литературном объединении «Черемшан», общих знакомых, о моём положении в послесталинские годы. Александр Гервасьевич спросил, не думаю ли я вернуться в Москву… На прощанье он подарил мне с тёплой надписью роман «Лицом к лицу». Просил писать ему. Однако скоро А. Лебеденко не стало…
После его отъезда руководителем объединения «Черемшан» снова избрали меня. Но вскоре я стал деканом филологического факультета, а затем и ректором Мелекесского педагогического института. Времени для литературных занятий оставалось мало. В 1972 году институт был закрыт, а оставшиеся студенты и часть преподавателей переведены в Ульяновск.
Вспоминая сейчас это двадцатилетие своей мелекесской биографии, я с удовлетворением могу сказать, что наши литературные встречи и занятия принесли свои плоды; известным в стране писателем стал Анатолий Жуков, выпустил несколько книг и был принят в Союз советских писателей Евгений Ларин, в газетах и сборниках печатались стихотворения Геннадия Зимнякова, Якова Рогачёва и других авторов. Сам я издал сборники рассказов; в «Ульяновской правде» были опубликованы мои повести: «Перемещённые», «Мираж», «Ягода-малина» и около сорока рассказов; в журнале «Волга» – документальная повесть «Месяц с Джоном Стейнбеком».
Активная деятельность мелекесских и областных литераторов в целом в послевоенные годы во многом обязана двум ульяновским писателям тех лет: Григорию Коновалову и Василию Дедюхину. С первым из них я был знаком ещё до Ульяновска по Московскому институту истории, философии и литературы (известному ИФЛИ). Если не ошибаюсь, весной 1938 года нашей группе искусствоведов сообщили, что отныне мы обязаны посещать кружок политзанятий… Руководителем кружка был назначен аспирант ИФЛИ Григорий Коновалов.
В то время я был студентом четвёртого курса и знал, что Г. Коновалов уже опубликовал несколько рассказов… Знал я также и о том, что он дружил в ИФЛИ со студентом философского факультета Теодором Ойзерманом, впоследствии философом-академиком, а в то время небольшим чернявым и юрким пареньком. Оба они ухаживали за двумя красивыми студентками философского факультета, выделявшимися внешне даже среди других пригожих ифлиек, славившихся в этом смысле в Москве. Невесту Григория звали Бетей…
И вот тридцатилетний Григорий Коновалов, невысокий, коренастый, высоколобый парень с полным в то время лицом и внимательным взглядом, приступил к своей первой беседе. Очень скоро разговор от политической тематики перекинулся на литературу…
Вскоре после войны, в 1947 году, вышел первый его роман «Университет». Известный в те годы литературный критик Е.Ф. Усиевич откликнулась на это произведение насмешливой, если не сказать издевательской рецензией. За молодого автора вступилась газета «Правда», и фамилия «Коновалов» стала известной в читательских кругах… Во время войны я потерял след Григория Ивановича, и вот, приехав в Мелекесс, узнал, что он преподаёт в Ульяновском пединституте историю советской литературы.