Колокольчик
Софушка отличалась от других детей, росла не по-ребячески спокойной и серьёзной. Она избегала шумных и подвижных игр, а во время прогулок держала меня или няню за руку. В отсутствии взрослых девочка старалась быть рядом со старшим братом, двенадцатилетним Артемием. Она знала, что он не растеряется и позовёт на помощь, если с ней что-то случится.
«Почему я слышу колокольчик, мама?» – часто спрашивала она, и её зелёные глаза, так похожие на мои, блестели от слёз. Я молчала. Мне не хотелось ранить Софушку. Тяжело сказать своему ребёнку, что он болен по причине роковой ошибки одного из родителей.
Мой муж тоже скрывал от малютки горькую правду. Но наступил день, когда она узнала обо всём.
В то воскресенье к нам приехали гости: граф Шереметьев, его жена Катрин и двое озорников-сыновей. После обеда глава семьи удалился в кабинет, а дети затеяли игру в саду.
– Софи, ты что не пойдёшь с нами? – спросил Данила Шереметьев, непоседливый мальчишка лет десяти.
– Ты что не знал? Она больная, – шепнул ему Кирилл, ровесник моего Артемия.
– Маменька, пожалуйста! – сложив на груди ручки, взмолилась Софушка.
– А если отец узнает? Рассердится ведь, – сказала я.
– Не рассердится, всё будет хорошо, обещаю!
– Хорошо, милая, только будь осторожна, – сказала я и обратилась к няне. – Таня, не спускай с неё глаз!
Проводив детей и служанку, я разговорилась с графиней. Катрин рассказала мне о недавней поездке в Европу.
– Отчего вы не путешествуете, Жюли? – закончив, спросила она.
– Нестор служит в Академии наук, – ответила я. – Он главный хирург военного госпиталя. Ему не до путешествий.
– Ваш муж настоящий гений. Говорят, Нестор Вяземский даже безнадёжных больных ставит на ноги.
Мы продолжали беседовать, но на душе было неспокойно. Мысли то и дело возвращались к дочери. И не напрасно ныло моё материнское сердце.
Через час в доме поднялся шум и начался переполох. Нестор принёс бесчувственную Софью на руках. Служанки переодели её в сорочку и уложили на кровать в детской. После этого мой муж велел посторонним выйти.
– Княгиня, я же запретил вам оставлять её одну, – еле сдерживая гнев, отчеканил Нестор.
– Но она была с няней, – виновато пробормотала я. – Она так просила!
– А зачем ты вышла из дома?! – обратился он к очнувшейся Софушке. – Разве я тебе позволил?
– Папенька, простите, – сбивчиво залепетала она. – Я больше никогда, обещаю!
– Я отдам в сиротский дом твоих кукол, если ты ещё раз так сделаешь, – пригрозил мой муж. – То, что ты больна, ещё не значит, что мать обязана исполнять все твои прихоти!
– Нестор! – не выдержав, вмешалась я, чтобы он не зашёл в своей строгости слишком далеко.
– Приступы участились. Все прогулки только в моём присутствии, – сказав это, Нестор удалился, но вскоре вернулся.
– Выпей, это лекарство, – он протянул дочери небольшой стакан.
– Я не хочу, оно горькое! – сделав глоток, захныкала Софушка.
– Софья, до дна! Или ты хочешь каждый день слышать колокольчик?
– Нет! – морщась от отвращения, она стала судорожно глотать чёрную, как дёготь, жидкость.
Я дотянулась до хрустальной вазы с фруктами и отломила для дочери веточку винограда, однако Нестор выхватил её из моих рук.
– Два часа ничего не есть и не пить. Лежать и не вставать, – сурово сказал он, но смягчился, когда дочь показала ему пустой стакан. – Мне нужно работать, Юля. Побудь с ней.
Мой муж ушёл. Софушка лежала, уткнувшись в подушку, и всхлипывала. Её плечики вздрагивали. Я приобняла дочь и стала гладить её тёмные, как у отца, волосы:
– Не плачь, прошу тебя! У меня разрывается сердце, когда ты плачешь.
– Кирилл сказал, что отец ставил опыты на мне, и поэтому я сделалась больна, – призналась Софушка, – что я мучение для вас, и вы мечтаете от меня избавиться.
– Выдумщик этот Кирилл, – поспешила разуверить Софью я. – Отец очень любит вас: и Артемия, и тебя, и Мишу!
– Но почему я слышу колокольчик, мама? Почему Артемий и Миша не слышат его, а я слышу?
Что только мы с Нестором ни делали, чтобы уйти от честного ответа! «Ты ангел, – сказал он однажды. – Оттого ты и слышишь, как звонят на небесах в колокольчики другие ангелы».
Но в этот день я не могла, да и не видела смысла больше молчать. Моя дочь стала достаточно взрослой для того, чтобы всё правильно понять.
– Ты хочешь знать правду? – спросила я.
– Да! – в её голосе не было ни капли сомнения.
– Тогда успокойся и слушай.
Софья торопливо вытерла щёки платком и вся обратилась в слух.
– Это случилось тридцатого сентября, восемь лет назад, – начала я.
– В день моих именин? – переспросила она.
– Да. В день, когда ты появилась на свет вот такой крохой, – я показала руками примерную длину её тельца сразу после рождения. – Только больше не перебивай меня, хорошо?
Рассказывая, я снова мысленно пережила страшную историю, которая решила участь моей девочки. Вторые роды…. Какими тяжёлыми они выдались для меня! Став матерью впервые, я думала, что прошла через сущий ад и что хуже быть просто не может. Как же я заблуждалась! Рожая Софушку, я едва не лишилась рассудка и самой жизни.
– Долго, очень долго. У младенца асфиксия, – закончив осмотр, констатировал доктор Бертольд.
– Тогда, быть может, кесарево сечение? – предложил Нестор.
– Поздно. Головка уже почти в плоскости выхода. Нужно спасать жизнь матери. Вы молоды. У вас ещё будут дети….
– Но есть возможность наложить щипцы! – не растерявшись, воскликнул мой муж и обратился ко мне. – Всё будет хорошо, не бойся, милая!
– Высока вероятность грозных осложнений, – угрюмо произнёс Бертольд. – Я не прибегаю к этому методу родоразрешения.
– Что ж, тогда я всё сделаю сам! – в голосе Нестора звучала уверенность и решительность.
– Но у меня нет щипцов!
– У меня зато есть! – сказал Нестор и вновь склонился надо мной. – У тебя слабые потуги, Юля. Я должен помочь тебе.
– Нет, я прошу тебя! – не владея собой и с трудом осознавая суть происходящего, выкрикнула я.
– Юля, наш ребёнок погибнет, если я этого не сделаю, – объяснил мой муж. – Он уже погибает!
– Хорошо, – согласилась я и стала молить Бога о том, чтобы мой малыш выжил.
– Даже если вам это удастся, ребёнок, скорее всего, уже умер, – продолжал умничать Бертольд, но Нестор уже не слушал его, а спасал нашего сына или доченьку. – К тому же, вы не владеете навыком.
– Всё когда-то приходится делать впервые, – сказал мой муж и совершил настоящее чудо.
Мой ребёнок наконец-то появился на свет.
– Девочка! У Юлии Александровны родилась девочка! – заликовали служанки. – Но что же она молчит?
– Нестор, она умерла?! – не помня себя от ужаса, прохрипела я, и тут к моей бесконечной радости комнату огласил громкий детский крик.
– Вот видишь. Всё в порядке. Пелёнки и чистую воду живо! – скомандовал Нестор, и служанки засуетились вокруг новорожденной.
«Княжна, княжна! Какая хорошенькая!» – благоговейно шептали они, разглядывая её ручки и ножки, умывая и пеленая её.
– Что вы на это скажете, мсье? – весело и гордо спросил Нестор, обернувшись к опытному напарнику.
Изумлённый Бертольд развёл руками и покачал головой:
– Я поздравляю вас, коллега. Это редкий, даже исключительный случай.
Я была счастлива так, как может быть счастлива только мать, наконец-то увидевшая своего ребёнка живым и здоровым спустя двенадцать часов изнуряющих мук. Но счастье омрачала необъяснимая тревога. Уже тогда я предчувствовала беду. Я обнимала доченьку и благодарила Бога за её спасение, только мой испуганный взгляд был прикован к акушерским щипцам, которые лежали в лотке для инструментов. Их огромные металлические ложки были похожи на челюсти крокодила. Сердце разрывалось при мысли о том, что головка моей хрупкой девочки побывала в них.
– Как ты, душа моя? Всё в порядке? – заботливо спросил Нестор.
– Да, – кивнула я, ощущая смертельную усталость и проваливаясь в сон.
Следом я вспомнила Софушкин первый приступ. Ей было полтора годика. Софья стояла у дивана в детской и рассматривала книжку с картинками, но вдруг замерла как вкопанная и вытаращила глазки.
– Что с тобой, милая? – забеспокоившись, спросила я и поспешно приблизилась к ней.
– Динь-динь-динь, – не моргая и словно вовсе не дыша, ответила она.
– Колокольчик? – спросила я и заглянула в книгу. – Где колокольчик, Софья?
– Динь-динь-динь! – повторила она, и её ножки подкосились.
Моя дочь упала на пол и забилась в судорогах. Её маленькое тельце дёргалось и извивалось, а личико исказилось от неведомого страдания. Мысль о том, что Софушка сейчас умрёт, сковала меня ужасом.
Я закричала от испуга, и на мой голос сбежались все дворовые. Нестор велел служанке увести меня в спальню. Мой муж послал за доктором Бертольдом.
Два часа я пребывала в тягостном неведении. Я пробовала утешиться молитвой, но покой и безмятежность не приходили ко мне. Наконец, я вернулась в детскую и увидела, что Софья лежит на диванчике и держит в руках любимого плюшевого зайца.
– Мама! – воскликнула моя девочка, и я заулыбалась.
Но недолго сияла на моих устах счастливая улыбка. Лицо моего мужа было очень серьёзным, даже мрачным.
– Что с ней такое? – спросила я. – Нестор, не молчи!
Мой муж усадил меня на диван.
– У нашей дочери эпилепсия, – взяв меня за руку, ответил он. – Она же падучая болезнь. Это патология нервной системы, которая проявляется периодическими приступами в виде потери сознания и судорог. Приступам нередко предшествуют галлюцинации.
– Да, она слышала колокольчик, Нестор! – вспомнила я. – Она сказала: «Динь-динь-динь».
– Эпилепсия. Однозначно, – с тяжёлым вздохом произнёс Бертольд. – Мне очень жаль, но у вашей дочери недуг Жанны д’Арк. Да и проживёт она, скорее всего….
– Не смейте! – резко перебил его Нестор. – Софья будет жить долго и счастливо. Вам ясно?
– Князь, да я буду только рад. Вашей дочери требуется постоянное внимание и особый уход. Я напишу вам рекомендации.
– Может, это можно как-то вылечить? – еле сдерживая слёзы, спросила я.
– Едва ли, мадам. Эффективное лекарство ещё не изобрели, – делая записи, честно сказал немец.
– Но почему это случилось с ней? – воскликнула я.
– Интранатальная травма, – ответил Бертольд. – Ребёнок появился на свет в результате родоразрешающей операции, которая часто ведёт к осложнениям. Прошу прощения, но мне пора.
Откланявшись, врач удалился.
– Прости меня, Юля, – проводив гостя, сказал мой муж.
– Тебе не за что просить прощения, – поспешила утешить его я.
За много лет я ни разу не обвинила Нестора в болезни Софушки. Я понимала, что в ту минуту он не мог поступить иначе, что его бездействие повлекло бы за собой последствия более страшные. Однако он так и не смог себе это простить.
– Значит, если бы не папенька, я бы умерла? – внимательно выслушав меня, спросила потрясённая Софушка.
– Да, моя милая, – ответила я.
– А я думала, что он не любит меня и поэтому не разрешает мне гулять как остальные дети и заставляет пить горькую жижу. Маменька, мне так стыдно!
– Он любит тебя больше всех на свете, Софья. Много лет он пытается найти лекарство для тебя. И я уверена: скоро у него всё получится!
– Маменька, а почитайте мне, пожалуйста, сказку, – попросила она, и я не отказала ей.
Не дослушав до конца, Софушка уснула и проспала около полутора часов. За это время я проведала младшего сына, который строил башни из кубиков. Потом я вернулась в комнату дочери.
Вскоре после её пробуждения на пороге появился Нестор с небольшим подносом в руках. На подносе стояла чашка и накрытое блюдце с чайной ложкой.
– Ну как вы себя чувствуете, капризная барышня? – посчитав пульс на тоненьком запястье дочери, спросил он.
– Хорошо, – попыталась улыбнуться Софушка.
– Не желаете перекусить? Я принёс вам чай и пирожное.
– А разве мне можно?
– Можно. Два часа уже прошло, – ответил Нестор. – Лекарство усвоилось.
– Простите, папенька, что я вела себя так дурно, – сказала моя дочь. – Я и представить не могла, что всё так было.
– О чём это она? – настороженно спросил у меня Нестор.
– О колокольчике. Я рассказала ей правду, – несмело призналась я.
– И что же ты узнала, Софья? – обратился он к дочери.
– Что вы спасли меня, – ответила она. – Что я могла погибнуть! Колокольчик – это ничего, я потерплю. Это ведь лучше, чем если бы меня совсем не было, правда?
– Безусловно, – ответил Нестор.
Он придвинул столик к кроватке, и Софушка принялась за пирожное.
– У каждого человека свой крест, – сказала я, когда дочь поставила на поднос пустое блюдце и чашку. – Нужно быть благодарной Богу за жизнь, какой бы она ни была.
– Мама, не плачь! – воскликнула Софушка, заметив, что на моих ресницах заблестели слёзы. – Я уже привыкла. Мне совсем не страшно!
– Ну, полно, княгиня, – улыбнулся Нестор. – Скоро Рождество. На Невском уже продают подарки. Софья, а что бы ты хотела получить на праздник?
Наша дочь смущённо улыбнулась.
– Напишите письма, и пусть Артемий сегодня же отнесёт их на чердак.
– Обязательно напишем! – сказала Софушка.
Остаток дня прошёл благополучно. Я вышивала крестом, краем глаза наблюдая, как Софушка, лёжа в постели, пытается научить Мишу грамоте. Однако четырёхлетний шалун исчеркал бумагу карандашом и гордо объявил, что нарисовал всадника.
После ужина Артемий позвал меня к себе и подарил мне красивые синие кристаллы, которые ему удалось вырастить из медного купороса.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Маменька, у меня есть к вам серьёзный разговор, – сказал он совсем как взрослый.
– Какой же? Тебе нужны новые реактивы для занятий? – предположила я.
– Да. Ещё я бы очень хотел, чтобы отец взял меня с собой на службу, – признался Артемий. – Как вы считаете, он согласится?
– Конечно, согласится, – улыбнулась я, – когда ты ещё немного подрастёшь.
– Мне интересно посмотреть, как он делает операции. Я бы хотел помогать ему.
– Ассистировать? А разве ты знаешь, как это нужно делать?
– Нет, – пробормотал он немного сконфуженно. – Но я хотел бы узнать.
– Что ж, завтра я непременно поговорю с ним об этом. Может быть, он найдёт для тебя пока какие-то книги. А сейчас уже поздно, пора ложиться спать.
– Доброй ночи, маменька, – пожелал мне он.
– Доброй ночи, – сказала я.
Заглянув ненадолго к Софье и Мише, я ушла в спальню. Нестор стоял у окна, глядя в звёздное небо и размышляя о чём-то. Я сняла платье, оставшись в сорочке, распустила волосы, легла, а он всё стоял, безмолвный и неподвижный.
Я встала с кровати и позвала его. Он не шелохнулся. Я подошла к нему и положила руку на его плечо.
– О чём вы думаете, князь?
Нестор обернулся.
– Господь справедливо наказал меня за гордыню и тщеславие, – негромко ответил он. – Позор врачу, который не может вылечить своего ребёнка. Бог мог обрушить гнев на меня. Почему он её заставил страдать? Софья не виновата, что я возомнил себя героем и гением!
– Гении тоже совершают ошибки, – сказала я. – Но они мастерски исправляют их. Ты придумаешь способ вылечить Софушку – я уверена! Этот способ потрясёт всю Россию, а может быть, даже весь мир.
Он взял мою руку и поцеловал её.
– Мы вместе уже тринадцать лет, Юля. Но ты по-прежнему как девочка восхищаешься мною и так свято, так искренне веришь в меня. Даже несмотря на мою страшную ошибку. Твоя любовь способна озарить любую тьму.
– А как иначе, Нестор? Что может быть важнее в трудные времена, чем вера, надежда и любовь?
– И мать их Софья, – добавил он.
Наутро мы с Нестором поднялись на чердак и обнаружили там два письма.
Первое было написано дочерью: «Дорогой Морозко! Прости меня, пожалуйста, за то, что я не слушалась родителей, и принеси мне на Рождество новую куклу. Мой брат Миша ещё мал. Он не умеет писать, но хочет получить на Рождество лошадку. Княжна Софья Вяземская».
Второе письмо написал старший сын: «Дорогой отец! Я знаю, что это вы читаете наши письма. Не покупайте мне дорогие подарки, лучше вылечите мою сестру. Князь Артемий Вяземский».